Глава 26

На следующее утро 2 июля я проснулась с жаром. "Завтра судебное заседание по цеху. Надо восстановиться", - подумала я и набрала на мобильном офис, сказать, чтобы меня не ждали. Телефон мерзким женским голосом сообщил: "на вашем балансе недостаточно средств". Почтальон принес почту. Стоя напротив окна под утренним солнцем, я вскрыла письма. Хотела прочитать их и, если ничего срочного, вернуться в постель. Одно письмо из банка сообщало, что строительный объект оценивается в 16 млн и становится имуществом банка. Я застыла на месте, забыв о температуре.

Выходит, что банк забирает мою стройку, в которую я вложила 41 млн и у меня перед ним еще остается обязательство в 5 млн, а кроме этого 20 млн долгов другим кредиторам. Интересно, страшнее документ бывает?

Джони, наша черная овчарка, громко залаяла на улице, я вышла из ступора и выглянула в окно. Почтальонша машет рукой. Я разозлилась: "Какого черта она вернулась? Я с температурой должна к ней выходить?".

Приоткрыв дверь на крыльцо, я недовольно спросила:

• Вам чего?
  
  
• Вам очень важная телеграмма, - во все горло крикнула женщина, вытянула руку высоко-высоко над собой и размашисто махала, показывая мне бумагу и перекрикивая собачий лай.
  
  

"Какая еще к черту телеграмма?" - еще больше разозлилась я и потащилась к калитке.

Женщина просит расписаться, а я сомневаюсь: вдруг телеграмма из банка, мои юристы будут ругаться, если распишусь. Поставила непонятную закорючку вместо подписи и почтальон протянула листок с непонятными словами:

"Сообщаю ваш сын Журавлев Григорий Владимирович погиД при исполнении воинской обязанности = Командир Рязанцев".

Я тупо неподвижно смотрела на бумагу. В голове звон. Я почувствовала, как в груди спускается молоко. Мои руки, словно у кормящей, резко прижали локтями грудь, испугавшись, что оно потечет. Я заторопилась в дом. На втором этаже спали дети: Лера, Паша и Сашка. Помню, как шагнула на ступеньку лестницы, ведущей наверх, запнулась, упала - и из моего горла вырвалось: "Аааааааааааа".

Лежа на ступеньках, я кричала. Выбежала заспанная Лера, я протянула ей телеграмму:

• Это ошибка! Видишь, непонятное слово "погиД"? Надо позвонить, узнать! - умоляла я дочь, не в силах встать.
  
  

Зазвонил мобильный. Я схватила его. Меня искала Валентина Михайловна:

• Здравствуйте, Елена Вячеславовна!
  
  
• Мне пришла телеграмма, в ней написано, что Гриша погиб, пусть девчонки из бухгалтерии срочно положат мне на телефон деньги, мне надо разбираться в этом кошмаре!
  
  
• Оххххх, - услышала я на том конце провода, - конечно, Леночка Вячеславовна.
  
  

Я стала звонить своему знакомому комиссару, чтобы он уточнил информацию по своим каналам. Он сказал, что выяснит и перезвонит - и замолчал. Его молчание поселило холод внутри. Приехал лучший Гришин друг Паша Чернобровин. От известия он со всей силы пнул по стене дом. Потом приехали лучшие друзья Ильи Наиль и Наташа Хаметгалимовы. Как скорая помощь они всегда приезжают первыми в любой ситуации.

• Я полетела в Бикин, - говорю я, бросая какие-то вещи в сумку.
  
  
• Зачем тебе туда, Лен? Они обязаны все сами организовать.
  
  
• Что организовать? - тупо спрашиваю я.
  
  
• Отправить тело.
  
  

От этих слов я начинаю рыдать:

• Я не знаю, мне надо туда. Мне надо увидеть все своими глазами.
  
  
• Наташ, может, ты с ней? - спрашивает Наиль у жены.
  
  

Наташа молча кивает. Она боится перелетов, но соглашается: не хочет отпускать меня одну. Наиль отвозит нас в аэропорт.

• Лен, тебя никто не пустит в воинскую часть! - твердят все вокруг.
  
  

В Москве пересадка. У меня постоянная дрожь в теле и жажда. Мой мобильный беспрерывно звонит. Много слов соболезнований, попыток меня развернуть... А я как упрямый осел, подзаряжая телефон в каждой встречной розетке и поглощая литрами воду, двигаюсь в сторону маленького городка в Хабаровском крае. Там воинская часть. Там сын.

В самолете стюардесса, не зная о моем горе, почему-то предлагает мне подышать кислородом. Я машинально соглашаюсь.

• Вам полегче? - спрашивает она.
  
  
• Да. Наверное. Спасибо, - сбивчиво отвечаю я.
  
  

В аэропорту Хабаровска я сразу же увидела того майора, который строил ребят и Гришку - командовал ими в Перми на вокзале. Я знала, что он встречает меня, но прошла мимо. Мы сели в машину частника и направились в Бикин. Я безудержно стремилась туда. Через пятнадцать минут перед нами вырос огромный белый храм с переливающимися золотыми куполами.

• Я хочу зайти, можно? - спросила я у водителя и Наташи.
  
  
• Конечно.
  
  

Без платков мы заходим в святилище. Там тихо. Прихожан нет. Ко мне подходит бабушка с бездонными голубыми глазами и ласковым голосом спрашивает:

• Что стряслось, доченька? Тебе плохо? Нужна помощь?
  
  
• Да! Моего сына убили! - заплакала я.
  
  
• А ты помолись, милая. За сына, за обидчиков, легче станет и тебе, и им. Пойдем, я тебя провожу, - благодушный, мягкий голос меня умиротворял. Я сделала первый полный вдох за эти сутки.
  
  

Не помню, как выглядела церковь внутри, но свет глаз этой бабушки помогает мне и сейчас, когда я пишу эту книгу.

Прижимая к сердцу три маленькие иконки, я вышла из храма и уперлась в фуражку майора, от которого сбежала в аэропорту. Как он вычислил меня? Четко, быстро, словно автомат он заговорил:

• Здравия желаю! Примите мои соболезнования. Борт с телом вашего сына готов к вылету, мы ждём только вас!
  
  

Уже потом я узнала, что борт не был готов и груз 200 был еще в морге. Но майору был важнее приказ, который он не привык обдумывать.

• Я еду сначала в Бикин, а только потом в Пермь, - не скрывая презрения, сказала я.
  
  
• Побойтесь Бога! На улице жара! Что будет с телом? - продолжал убеждать майор.
  
  
• Мне нужно побывать в части!
  
  
• Это невозможно, до Бикина 300 километров - четыре часа пути. Борт не может ждать. Вам надо вылетать.
  
  
• Меня не надо ждать. Я еду в часть, - и пошла в сторону машины.
  
  
• Вы что, сына одного отправите? Что вы хотите? Еще чьей-то крови? - он спешит за мной, вытирает кулаком пот со лба.
  
  
• Я буду в части, чего бы мне это ни стоило! - я отчетливо проговаривала каждое слово.
  
  
• У меня приказ! - голос офицера перешел на тон с визгом.
  
  
• Срать я хотела на ваш приказ! Понял? Я доверила вам сына, с меня хватит. Я еду в Бикин.
  
  
• Вас никто туда не пустит!
  
  
• А я никого не собираюсь спрашивать.
  
  
• Завтра нет билетов в Москву, как вы полетите?
  
  
• Не беспокойтесь, улетим.
  
  

Майор отошел. Краем уха мы слышали его слова: "Так точно. Вас понял". На меня смотрели широкие серые глаза Наташи. Кажется, она пожалела, что полетела со мной:

• Лен, я тут надолго точно не хочу задерживаться.
  
  
• Я отвечаю, Наташ, мы завтра летим в Пермь, - твердо говорю ей, садясь в автомобиль частника, который устал ждать.
  
  
• Но как? Билетов нет! Ты слышала?
  
  
• Придумаем что-нибудь, Наташ. Мне надо туда, понимаешь?
  
  

Нас догнал майор с протянутой телефонной трубкой:

• Поговорите, пожалуйста! - уже просил, а не приказывал он.
  
  

Я взяла его телефон:

• Алло.
  
  
• Здравствуйте, Елена Вячеславовна! Главнокомандующий дальневосточным округом генерал-полковник … Скажите, пожалуйста, чем я вам могу помочь?
  
  

Как странно, что имя мужчины, который задал мне единственный человечный вопрос, я сразу забыла.

• Здравствуйте, мне нужно в Бикин.
  
  
• Зачем?
  
  
• Я не могу вам объяснить, хочу своими глазами увидеть красоту, которую видел сын. Он описывал природные виды... Он был там... жив, - я запнулась, мое горло сдавило осознание, что я говорю о сыне в прошедшем времени.
  
  
• Я сделаю для вас все, что в моих силах, Елена Вячеславовна.
  
  

И вот меня везет машина представительского класса туда, где мой Гришка, моя опора в старости, мой самый чуткий человек, который помогал всем, Григорий, которого любят и уважают много людей, ПОГИБ. И мне звонят близкие, рассказывают, как идет подготовка к похоронам.

• Лен, сделали фотографию на памятник, она такая красивая! - слышу в трубке любящий голос сестры. Я почувствовала родное тепло и в машине у меня случается приступ истерики:
  
  
• Какая нахер фотография! Я не хочу никакого памятника, я не хочу никакой фотографии! Я хочу его обнимать! Понимаешь? Видеть его живые глаза! Слышать смех...