Глава 3

Я воспринимала смерть как что-то плохое. Я боялась ее и относилась с брезгливостью. Но прожив смерти близких сначала в жизни, а затем на бумаге, составляя эти строки, я увидела, как смерть дарит нам жизнь.

Три дня назад мы с Клянчиными ездили в Екатеринбург. Встали пораньше, а поздно вечером уже были дома. Юра за рулем - 400 км в одну и столько же в другую сторону. А сегодня мне звонит вдруг Вова Федорцев, Юрин друг, и произносит:

• Лен, Юрка Клянчин умер…
  
  
• Как умер? - мой ум отказывается воспринимать этот абсурд.
  
  
• Только что, часа не прошло. Ему стало плохо, вызвали скорую. При врачах встал с постели и рухнул на пол. Сердечный приступ. Врачи спасти не смогли, - рассказывает Вова, отвечая на мой вопрос дословно.
  
  
• Я поехал к Ольге, забрать тебя?
  
  
• Конечно. Через сколько будешь?
  
  
• Минут через пять.
  
  

Я бросаю работу и делюсь с папой печальной новостью. Неравнодушного Юрку все вокруг любят. Папа оглушительно выругался. Я прошу его забрать Лерку из сада, наспех расчесываюсь, заглядывая в зеркало на ходу. Набрасываю пальто, ноги ныряют в сапоги, руки хватают шапку. С непокрытой головой, нараспашку, выбегаю на улицу.

Ольга. Ее хрупкое тельце скрючилось как у старушки, и, всегда красивая и приветливая, она превратилась в сморщенного потерянного ребенка. Очень больно смотреть в ее глаза, лишенные надежды. Каждые пять минут она спрашивает у всех, кто приходит:

• Как я теперь?
  
  

С глубоким вздохом прижимаю ее крепко к себе. Она моя самая дорогая подруга. Юра неподвижно лежит на полу в центре комнаты, кажется, что спит. Ольга бережно подсовывает под его голову заграничную дорогую диванную подушечку и разговаривает как с живым:

• Юрочка, милый, ну как же так? - и плачет...
  
  

Я плачу тоже. Мужчины отворачиваются, шмыгают носом и тайком смахивают слезы. Через Юрино тело как через порог равнодушно перешагивает белоснежная кошка Маня. Его любимица. Обычно она всегда на нем: или на руках, или на коленях, или клубочком на груди.

Вскоре тело забрали. Мы стали готовиться к похоронам.

Клянчины были гостеприимны, и целая толпа людей хлынула в дом теперь уже одинокой Ольги. На следующий день мы с девушкой Татьяной поехали по магазинам. Раньше я никогда ее не встречала. Она за рулем своей девятки цвета "мокрый асфальт", а я рядом, на пассажирском месте.

От резких поворотов головы ее светлые локоны летают на фоне черной дубленки. А большой рот с розовой помадой все время что-то говорит. Мне кажется, она совсем не умеет молчать и постоянно в движении. Когда звонит мобильный, она останавливается, разговаривает, наклоняя голову, и начинает активно расчесывать волосы своими длинными пальцами с маникюром.

1999 год - наличие сотового и личного автомобиля любого пермского мужчину делают крутым. Я смотрю на Татьяну и удивляюсь: «Как? Как она - женщина - смогла заработать на машину?". Ей около 30-ти, она точно моложе меня.

• Лен, можно мы домой ко мне заедем на пятнадцать минут? Дочка одна, опять, наверное, голодная. Никак не могу приучить ее есть самостоятельно.
  
  

На кухне мне бросается в глаза фраза: «ЕСЛИ ХОЧЕШЬ БЫТЬ СЧАСТЛИВОЙ, БУДЬ ЕЙ!». Она напечатана крупными буквами на горизонтальном А4 формате и держится двумя красными магнитами на холодильнике.

Мой ум зацепился за нее, как за спасательный круг. А потом, когда мы вернулись в дом Клянчиных, я все время наблюдала за Татьяной и поняла: она не хотела плакать, поэтому говорила так много и суетилась. Когда она затихала, по ее щекам текли слезы. Болтовня помогала ей скрыть уязвимость.

Вечером, как только я зашла домой, первым делом взяла бумагу и красной пастой, обводя по нескольку раз, чтобы буквы были толще и ярче и были видны издалека, написала: «Если хочешь быть счастливой, будь ей!» - и приколола булавками к обоям перед швейной машиной. С этого момента стало многое меняться.